Доктор Жерард Челианд, профессор политической социологии, именующийся не иначе как «независимым экспертом», руководивший еще недавно Европейским центром по изучению конфликтов, консультант Центра анализа и прогнозирования Министерства иностранных дел Франции, как и С.Сусек, не видит каких-либо принципиальных различий между колониалистскими устремлениями в прошлом развитых европейских держав и политикой России в Центральной Азии. Единственное, что их отличает, заявляет он в порыве откровения в монографии «Кочевые империи: от Монголии до Дуная», так это – то, что «в отличие от другого, европейского империализма, эта колонизация имела место на сопредельной территории». Чтобы лишний раз подчеркнуть для большей убедительности именно аннексионистский характер российской восточной политики, он приводит в виде хронологии продвижение России на юг Центральной Азии, подмешав ее излюбленными в западной историографии понятиями «захват» и «завоевание». А ведь при внимательном рассмотрении, а самое главное – наличии желания отличия, причем существенные, между политикой России и колониалистскими устремлениями европейских держав можно было бы легко увидеть. К примеру, порабощение и эксплуатация целых народов, изгнание их с исторической родины и переселение в резервации, вывоз коренных жителей Африки, Австралии, Латинской Америки в «новый свет» и продажа их как рабов, подлинный геноцид индейцев, мексиканцев и других народов в самой Северной Америке, разрушение исторических городов и селений, неограниченный, причем некомпенсируемый вывоз в метрополию из покоренных стран культурных ценностей, природных и сырьевых ресурсов – разве это и еще многое другое, характерное для европейской колониальной экспансии в Африке, Юго-Восточной Азии, Латинской Америке, Ближнем и Среднем Востоке, было присуще и политике России?! Бесспорно, втягивая государства Центральной Азии в сферу своего влияния, она заботилась в первую очередь о национальных интересах, но не в ущерб народам сопредельных стран, например, Хивы или Бухары, продолжавших существовать в XIX веке в условиях господства отсталых патриархально-феодальных отношений и которым, естественно, было чему у нее поучиться, что перенять хотя бы в плане освоения новых капиталистических отношений. Это – особая тема, выходящая за рамки настоящей статьи, и потому мы не будем останавливаться на ней подробно.

Рональд Э.Савойя, профессор истории университета Боулинга Грина (США), отвергает концепцию приоритетности «сопредельной территории». При рассмотрении движения России в XIX веке на юг на первый план он выдвигает три взаимосвязанных фактора. «Для имперского расширения, – указывает он в книге «Зарождение и развитие глобальной экономики (начиная с XV века)», – имелись три определяющие причины: 1) узость рамок естественных границ; 2) грабительские набеги из мусульманских султанатов, которые осуществлялись кочевыми племенами в целях захвата крестьян, чтобы превратить их затем в рабов; 3) потребность в увеличении объема торговли между севером и югом для финансирования строительства и эксплуатации железных дорог, необходимых для того, чтобы оказать поддержку расширению и сохранить управление занятыми территориями». Любопытно, что Р.Э.Савойя эти факторы обусловливает не колонизаторскими порывами, а запросами политики индустриализации России, развитие которой делит на два основных этапа. На первом из них, определяемом им как «самая ранняя стадия индустриализации», охватывающем 1800-1865 годы, «Россия подчинила себе феодальные княжества на Кавказе и плюс обширное степное пространство к востоку от Каспийского моря, которое было населено разнородными кочевыми племенами скотоводов»; на втором, приходящемся на 1865–1895 годы, «Россия заняла феодальные Бухарское, Хивинское и Кокандское ханства вдоль своей южной границы». Эти приобретения, заключает Р.Э.Савойя, «стали возможны потому, что центральное Российское правительство энергично осуществляло политику индустриализации». Не будем углубляться в дискуссию и только заметим, что аргументы автора представляют интерес, однако они, к сожалению, раскрывают только отдельные аспекты проблемы, а не всю гамму причин и предпосылок, послуживших своеобразным строительным материалом для российской политики в отношении Центральной Азии в середине XIX века.[14 c. 116]

Приоритетности сугубо экономических факторов над политическими при разработке и реализации российской политики отдает предпочтение и Мюриэль Джофф – сотрудник программы американского Совета по международному обмену учеными по Белоруссии, Украине, странам Балтии и Центральной Европы, чья запоминающаяся статья под интригующим названием «Алмаз в грубом: государство, предприниматели и скрытые ресурсы Туркестана в последней имперской России» была помещена в подготовленном под редакцией Марш Зиферт коллективном сборнике «Расширение границ российской истории», посвященном Альфреду Дж. Риберу. Она заметно выделяется среди множества работ на подобную тематику. Прежде всего, тем, что в ней и установление контроля в 1850-е годы над территорией так называемых «Киргизских степей» (в основном юг современного Казахстана и часть Кыргызстана), и нанесение серьезного поражения слабо вооруженным и экипированным армиям тогда еще независимых Кокандского и Бухарского ханств в 1860-е годы показаны не более чем как подготовка предпосылок для реализации стратегических экономических целей России в Центральной Азии. Автор подразделяет их в основном на две самостоятельные группы. К первой относит самые значительные, в частности, «обеспечение экономического доминирования России» в регионе, а ко второй – менее существенные, но так же важные, направленные на «улучшение коммерческих отношений», т.е. торговых связей. Эти цели, подчеркивает М.Джофф, были обусловлены тем, что «развитие российского ткачества, особенно хлопчатобумажного производства, в первой половине XIX века усиливало предпринимательские мечты о преобразовании Центральной Азии в обширный рынок для российских товаров и источник сырья для российской промышленности. Эти надежды отразили не только трезвую оценку слабости внутреннего рынка России и ее неспособности конкурировать на европейских рынках, но так же и убежденность предпринимателей в том, что экономические отношения с Азией существенны для демонстрации мощи России как великой державы». Такова, заключает автор, комбинация «экономического интереса, российского национализма и имперских мечтаний», питавших всю российскую «передовую политику в Азии» в середине XIX века. Характерно, что Мюриэль Джофф в противовес многим западным исследователям допускает возможность отнюдь не только силового, но и мирного продвижения России на юг Центральной Азии, если бы не жесточайший «хлопковый голод», разразившийся в связи с гражданской войной в Америке, побудивший российский торговый капитал резко усилить давление на правящие круги с тем, чтобы вынудить их на решительные действия. К сожалению, эта предположение, заслуживающее особого внимания, в исследовании не получило дальнейшего развития.

Страницы: 1 2 3 

Подобные материалы:

Просвещение
Петровские преобразования затронули и сферу просвещения, образования. Для подготовки специалистов открыли школы: Навигацкую, артиллерийские, инженерные – в обеих столицах; горные – на Урале; епархиальные и цифирные, гарнизонные и адмиралт ...

Реакция британской колониальной администрации и индийцев на российские проекты завоевания Индии
Политические процессы в Британской Индии, в том числе эволюция системы буржуазно-политических институтов, были результатом противоборства и взаимодействия двух сил: британского колониального режима и индийского национального движения. При ...

Завершение объединения русских земель во второй половине XV — первой трети XVI вв.
На завершающем этапе объединения русских земель активизируется и внешняя политика России. Иван III вошел в историю как искусный дипломат. Его союз с крымским ханом облегчил освобождение от ига монголо-татар. В 1480 г. Ахмедхан на Угре жда ...